В тени сгоревшего кипариса  - Николай Инодин

С каждым пройденным километром батальон поднимается выше в горы. Заметно похолодало, время от времени из низких туч начинает сыпаться снежная крупа. В такую погоду повторного налета можно не опасаться, и комбат приказывает снизить скорость до двадцати километров в час – экономия топлива и ресурса моторов еще в танковой школе накрепко вбита в командирские головы. По мере продвижения на запад меняется местность, чаще попадаются высокие деревья, в основном пирамидальные тополя. Куда ни глянь, взгляд натыкается на голые сады и виноградники. То с одной стороны, то с другой тянутся вдоль дороги серо-желтые, крытые рыжей черепицей дома, на их фоне уродливо смотрятся связанные из жердей кривые темно-серые заборы. Вперемешку с жилыми домами и отдельно от них разбросаны хозяйственные постройки довольно неопрятного вида. Иногда на склонах холмов открывается вид на совсем другие здания – с колоннами, увитые лозами, окруженные рядами деревьев.

– Буржуи живут, как пить дать! – показывает на одну из вилл Федька Баданов по кличке Хлястик. Парню от природы досталась настоящая богатырская стать, этакий Илья Муромец в танковом комбинезоне. Бойцы смеялись, что хлястик Фединой шинели обычный человек может вместо поясного ремня использовать. Если и было в этом преувеличение, то совсем небольшое. Трехдюймовый снаряд в Фединых лапах кажется предметом маленьким и совершенно невесомым, поэтому Михаил и забрал его заряжающим в командирскую машину. Вопреки распространенному мнению, парень вовсе не добродушный увалень, повадкой больше напоминает молодого медведя, одетого в военную форму. Остер на язык, соображает быстро, глаз имеет верный и приметливый, как и положено потомственному сибирскому зверобою. Час тому назад, на последнем привале, Федор попросил разрешения выставить любопытную башку из башенного люка.

– Выспался? – поинтересовался у него Фунтиков.

– И выспался, и не спится после бомбежки. Разрешите, товарищ старший лейтенант!

Глядя на эту невинную рожу, легко поверить – не разрешишь, и помрет несчастный боец от неутоленного любопытства. Прямого запрета на такую езду нет, а лишняя пара глаз не помешает.

– Вылезай, только возьми что-нибудь под зад постелить, – разрешил Михаил.

– Есть под зад постелить! – расцвел Баданов и скрылся в недрах боевого отделения.

Время от времени по команде комбата танки прибавляют ход и обгоняют очередной обоз – автомобилями греческая армия небогата. Заслышав за собой гул моторов, принимает к обочине бредущая на войну пехота. Греческие солдаты выглядят непривычно – в пилотках, отвороты которых опущены, чтобы прикрыть от холодного ветра уши, в смешных шинелях-колокольчиках.

– Чисто бабы в сарафанах,– морщится Баданов.

– Зато воюют как настоящие мужики, – одергивает рядового ротный.

Чернявые носатые греки белозубо улыбаются танкистам, что-то кричат, машут руками и снятыми касками. Михаил в ответ подносит к шлему ладонь правой руки.

За очередным поворотом над склоном холма половинками яичной скорлупы поднимаются купола. Церковь красива строгой простой красотой, никаких вычурных деталей, столь любимых архитекторами. И место выбрано с умом – небольшое строение из желтоватого местного камня возвышается над холмом и, кажется, к самому небу возносит символ православного христианства.

– Во попы понастроили, чистый опиум для народа! – опешил комсомолец Баданов.

– Здесь народ набожный, Федор, до атеизма не доросли еще. Агитацию не вздумай развести, не лезь в чужой монастырь со своим уставом!

Рядом с церковью, на обочине одинокой черной вороной стоит старушка, по самые глаза замотанная в траурную ткань. Спокойное, почти неподвижное загорелое лицо и нервные, не знающие покоя руки. Бабушка прижимает к груди небольшую темную икону без оклада и, не останавливаясь, крестит идущих мимо солдат. Те стаскивают каски и размашисто крестятся, глядя на церковные купола. Когда головной танк с грохотом и лязгом выкатывается перед старухой, она замирает, вглядывается выцветшими глазами в непонятную машину, потом вдруг кланяется и благословляет танки иконой. Долго смотрит им вслед, машинально вытирает выступающие на глазах слезы концом головного платка, но подходит очередная рота, и она снова поднимает уставшие руки.

– Чего замолк, сладкоголосая птица юности? – Михаил толкает Федора локтем.

– Так, товарищ старший лейтенант, старуха эта… Глаза… – бойкий парень растерян и удивлен. – Как теперь дальше? Она же сниться будет!

– А вот так и жить, Федя. Чтобы потом было не стыдно в эти глаза посмотреть.

Ротный помолчал. Потом, неожиданно для себя, продолжил:

– У меня вот прошлый раз не вышло, хоть и нет в том моей вины.

Дальше ехали молча, думая каждый о своем.

К полудню девятнадцатого ноября батальон без особых происшествий вышел к албанской границе. Не считать же происшествием утреннюю бомбежку при снятии с лагеря – греческие истребители перехватили бомбардировщики на подлете, и те высыпали содержимое бомболюков далеко от цели. Бомбы перепахали горный склон, а часть листовок ветер донес до прогревающих моторы танков. Ушлый Баданов притащил одну командиру роты. Михаил расправил на броне смятый листок. Бумага невысокого качества, часть букв смазана и шрифт непривычный – будто подшивку «Нивы» в библиотеке листаешь.

БРАТЬЯ!

Приказы безбожнаго большевистскаго правительства в очередной раз пытаются заставить лучших сынов РОССИИ кровью заплатить за осуществление своих людоедских планов!

Вам лгут о необходiмости защiтить страну, подвергшуюся нападению злобнаго агрессора. НЕ ВЕРЬТЕ наглой брехне сталiнских прихвостней! Наследнiки велiкай Римской имперiи встали на защиту порядка и веры от коммунистов, обманом захватiвших власть в православной Греции!

Доблестный воин! Поверни оружие против комиссаров, переходи на сторону единственной силы, способной сломать хребет краснопузой сволочи, что загнала великий Русский народ в колхозы и лагеря! Правительство Италии гарантирует сохранение жизни и свободы, и предоставит возможность сражаться с нашим общим врагом – коммунiстами в рядах свободнаго русскаго легиона!

В противном случае все не греки, захваченные непобедимой итальянской армией, будут считаться бандiтами и будут расстреляны на месте! Глупцы, вставшие на пути доблестных фашiстских легионов, будут уничтожены!

Сделав правильный выбор, предъяви эту листовку представителю итальянской армiи.

– Хоть бы ошибки исправили, грамотеи. Но яти с ерами убрать догадались… Гляди, Федор, как легко белое за черное выдавать, если совести нет. Греки их, считай, голыми руками лупят в хвост и гриву, а они – «непобедимая итальянская армия». Кретины. Похоже, беляк писал, недобитый. СвободнАго РусскАго, как же. Содержание отрабатывает, холуй фашистский.

Фунтиков складывает листовку и бросает в командирскую сумку:

– Политруку отдам, пусть вечером политинформацию организует. Федор, зачем тебе столько? Сдаваться собрался?